Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]
Крейн смотрел не отрываясь. Даниэль Сайлас заговорил ровным голосом:
— Ничто не могло остановить мистера Роберта и мистера Вильяма Пинкертона в их стремлении увековечить священную для них память отца. Обратите внимание на эти колонны и арки. Здесь все решительно напоминает храм, за исключением двух-трех гарнитуров мягкой мебели, предназначенных для посетителей, ожидающих приема. Да вот как раз…
С голубого пышного дивана сорвалась небольшая женщина под темной вуалью и почти подбежала к вошедшим.
— Ах, наконец-то, наконец-то! Я жду так долго… Мне так нужно видеть кого-нибудь… кого-нибудь из самых главных сыщиков.
Наряд посетительницы несомненно вышел из рук первоклассного портного; мех, покрывавший ее плечи, мог быть оценен примерно в две тысячи двести долларов. Д. Сайлас мысленно произвел подсчет и поклонился как раз с той степенью почтительности, какая по правилам агентства соответствовала цене наряда + цена меха + приблизительная цена прекрасного изумруда на правой руке посетительницы (неснятая перчатка мешала установить стоимость левой руки).
— Сударыня, мне очень жаль, но в данном случае я бессилен. Сегодня администрация отсутствует.
— Но почему же, почему же? — нервно твердила дама.
— Сударыня, — сказал Сайлас торжественно, — сегодня день рождения принципалов, — мистер Вильям и мистер Роберт — близнецы. Старший персонал имеет честь находиться на парадном приеме у мистера Вильяма Пинкертона, который принимает поздравления за себя и за брата, пребывающего в Нью-Йорке.
— Ах, они близнецы, — сказала дама рассеянно, — какое поразительное совпадение!
— Сударыня, — возразил Сайлас, несколько уязвленный, — твердые семейные устои и взаимная родственная привязанность, всегда отличавшая членов семьи Пинкертон, конечно, найдут отклик в вашем сердце. Впрочем, от принципала м-р Бангс, вероятно, заедет в контору. Разрешите тем временем приступить к демонстрации поразительных экспонатов нашего музея?
Дама вдруг откинула вуаль, и Крейн увидел узкое лицо с большими взволнованными глазами.
— Ах, да, да, да… это тоже так интересно. Так м-р Бангс должен вернуться?
— Я полагаю, сударыня. Итак, любящая рука собрала здесь все, что может осветить деятельность этого самоотверженного человека и его ближайших последователей. Прошу вас, сударыня, пройти прямо в глубину зала. В небольших стеклянных витринах, расположенных под самым портретом, выставлены личные вещи покойного мистера Пинкертона: его фрачный жилет, его цилиндр, который злодей Бризам — Укротитель львов — прострелил как раз в тот момент, когда великий сыщик готовился защелкнуть наручники. Здесь же вы можете увидеть его любимую полумаску. От долгого употребления бархат сильно истрепался, но Нат Пинкертон упорно отказывался заменить ее новой;
— Мистер Нат Пинкертон всегда ходил в маске?
— Нет, не всегда, конечно. Маска — это в некотором роде символ. Наши агенты до сих пор надевают в торжественных случаях полную парадную форму, состоящую из фрака, белого жилета, белых перчаток, цилиндра, плаща, полумаски и туфель на резиновой подошве. Наш агент, сударыня, — джентльмен, который может быть принят в лучшем обществе.
— Да. Но только… зачем же на резиновой подошве?
— Для бесшумности, сударыня. Резиновая подошва символизирует бдительность сыщика, крадущегося по следам порока… У стены направо вы найдете разные системы револьверов, карманных электрических фонарей, коротких резиновых дубинок (для ношения под бортом фрака), маленьких кинжалов индийского и малайского образца и наручников. Вы можете проследить эволюцию дубинок и наручников со времен великого сыщика и до наших дней; в наручниках (в дружеском кругу мы называем их просто «браслетами») усовершенствования коснулись главным образом механических затворов. Тут же стоит модель знаменитой «Энигмы», шифровальной машины доктора Шер-биуса, приводящейся в движение электричеством. С помощью этой машины можно применить двадцать два миллиарда различных шифрованных ключей и составить шестьсот тысяч переменных алфавитов. Великий сыщик, со свойственной ему чуткостью, первый откликнулся на изобретение немецкого ученого и при этом, как говорят, заметил: «Если слова существуют для того, чтобы скрывать мысли, то буквы существуют, чтобы скрывать слова». Сотрудники сыскной и тайной полиции, сударыня, проводят долгие часы в созерцании наших экспонатов. Вас, однако, я не решусь утруждать техническими подробностями, тем более что назначение некоторых предметов вообще не может быть разъяснено женщине высшего круга. Прошу вас пройти за арку прямо в библиографическое отделение музея.
Книги и целые серии, рисующие деятельность короля сыщиков, широко распространены повсюду, не исключая даже России. В столице Российской империи, городе Санкт-Петербурге, издательство «Развлечение» посвятило сыщикам свыше трехсот выпусков, с общим тиражом от пяти с половиной до шести миллионов экземпляров; из них четыре миллиона приходится непосредственно на долю покойного мистера Пинкертона. Для русских варваров это неслыханные цифры. Так, например, известный их писатель
Теодор Достоевский издал в 1876 году свой нашумевший уголовный роман «Преступление и наказание» в двух тысячах экземпляров, которые распродавались в течение пяти лет. Сударыня, вы видите, что даже в крайне отсталой стране повествование о смелом поборнике правосудия имеет все преимущества перед вымыслами самых изобретательных романистов.
Сайлас остановился и набрал в легкие воздух. Дама взяла с полки французскую брошюру о Пинкертоне. Крейн раскрыл наугад один из бесчисленных выпусков на английском языке:
«Нат Пинкертон! Перед этим именем дрожит уголовный мир всех стран, так как оно принадлежит человеку, чья жизнь представляла великий благодетельный труд неустанной борьбы против преступлений. Америка, Эта страна чудес и технических усовершенствований, с ее многомиллионными городами и тридцатиэтажными домами, является в то же время излюбленной ареной деятельности самых отчаянных и вместе с тем самых талантливых преступников и авантюристов высшего полета. В одном только Нью-Йорке, этом втором по величине городе в свете, в котором жизнь бьет ключом, то пестрая, то мрачная, то веселая, то душераздирательная, — как показывает статистика, — полиция арестует каждые три минуты новое лицо, каждые восемь часов совершается покушение на жизнь человека, а каждые два дня — кровавое убийство, не считая бесчисленных других, гораздо худших злодеяний, весть о которых никогда не доходит до слуха общества и исчезнувшие жертвы которых уносятся немыми волнами Гудзоновой реки в безбрежный океан».
В этот момент Сайлас пригласил посетительницу в отделение музея, увешанное картинами, портретами и статистическими таблицами.
— О! — вскрикнула дама, — что это, что это такое?
Она стояла перед картиной, изображавшей воздушный шар на фоне голубого неба. В корзине шара находилось двое мужчин с преступными лицами, а под корзиной висел джентльмен.
— Сударыня, — сказал Сайлас, — кисть художника увековечила здесь один из наиболее волнующих эпизодов, неоднократно описанный в специальной и художественной литературе о Нате Пинкертоне. Разрешите процитировать соответствующий пассаж: «Обоим преступникам, сидевшим в корзине, судьба готовила тем временем неожиданный сюрприз». Эти негодяи, сударыня, хотели улететь, потому что они убили некоего мистера Морриса, после которого осталась вдова. «В тот самый момент, когда раздалась команда помощника: “Пускай”, Пинкертон бросился вперед и вцепился руками в край корзины». «Пинкертон, в одно мгновение поднятый шаром на высоту нескольких сот метров над поверхностью земли, был удивительно спокоен и хладнокровен, как будто он находился на суше в обществе невинных младенцев.
— Прошу извинить за вторжение, — с величайшей невозмутимостью произнес он, — но мне было крайне интересно принять участие в этой небольшой прогулке.
Оба негодяя онемели от ужаса и глядели на сыщика, как на какое-то привидение. А он тем временем одним махом очутился в корзине и стоял теперь в спокойной позе перед обоими преступниками.
— Пинкертон! — воскликнул Франци.
— А, ты узнал меня, мой дорогой Франц, Вестерленд и Фрации тоже! Я рад этому. Но теперь ты не уйдешь от меня, как ушел в прошлый раз.
Помощник Франца испустил ругательство и сунул руку в карман куртки. Но Пинкертон хватил его своим обычным железным прутиком по голове, и тот пошатнулся, испустив дикий крик». — Негодяи, сударыня, по обыкновению окончили жизнь на электрическом стуле.
— А миссис Моррис? — спросила дама.
— Миссис Элинор Моррис, — сообщает американский биограф Ната Пинкертона, — нашла некоторое утешение в сознании, что муж ее не остался неотомщенным. Два года спустя она стала женой адвоката, бывшего лучшим другом ее мужа.
